Резко вздрагиваю от чужого прикосновения к собственному плечу, нервно, на рефлексах хватаясь за край письменного стола, а после – торопливо оборачиваюсь в поисках раздражителя, внутренне содрогаясь от причиненного дискомфорта. 
– Я думал Зак шутит, а ты реально спишь, – мой коллега по работе – Джон Родсон спешит сделать два шага назад, чутко уловив мой крайне недовольный, пронзительный взгляд. И правильно делает. В общем-то, Джо славный малый, но уж больно надоедливый, чем и сыскал мое демонстративное пренебрежение, пресекающее на корню любые попытки сунуть чужой нос в мои сугубо личные дела. Он явно хотел было еще что-то добавить, неловко попереминавшись с ноги на ногу и задумчиво пожевав губами, но мои нахмуренные брови его быстро переубедили. Проводив взглядом удаляющуюся спину «коллеги», я на выдохе откидываюсь назад, на спинку стула, одновременно отмечая пульсирующую и нарастающую боль в висках.
Не в моем обыкновении – засыпать на рабочем месте, но загруженные работой ночи дают о себе знать. И чем дольше длятся мои рейды, тем мне труднее днем отговорить себя прикрыть глаза всего-навсего на пять минуточек, за которые мое тело вдруг проваливается во временную яму, где несколько минут равноценны одному часу. И вот уже очередной Джо настойчиво толкает меня в плечо, возвращая в реальность с затекшим от неудобной позы сна телом. 
Чрезвычайно напряженная неделя выжала из меня все соки, напрочь лишив здорового аппетита и заставив трепетно лелеять в мыслях мечту о теплой ванне и мягкой кровати. Но заветные планы бесцеремонно нарушила моя соседка Джес: ее извечно игривый голос промурлыкал мне в трубку о каких-то неполадках с электричеством, обесточивших сразу четыре дома, включая мой собственный. Девушка продолжает о чем-то упоенно вещать, но я поспешно сбрасываю вызов и издаю тихий стон подступившей к горлу безысходности.
Стрелки часов близятся к половине восьмого вечера, оповещая об окончании недели и вместе с ней рабочего дня. Отчего-то я чувствую себя подавленно и беспомощно на фоне воцаряющейся в отделении атмосферы выходного дня, вступающей в контрастное несоответствие с моим собственным настроением.
Желание наведаться в бар всплывает на горизонте мыслей само собой, как последний, наиболее приемлемый выход. И, за неимением альтернативы, я направляюсь в «Синий огонь», старательно перешагивая лужи и огибая медлительных пешеходов. Уже через пять минут моя обувь жадно хлюпает, набрав воды, а мокрые волосы липнут к лицу, заставляя меня их то и дело смахивать назад.
Просачиваюсь сквозь толпу на входе слишком резко и неаккуратно, выхватывая в свой адрес парочку ругательств. Не замедляясь, скольжу к барной стойке, ловко усаживаясь на высокий стул.
– Темного ноль пять, – стараюсь обращаться к бармену дружелюбно, но в моем голосе звенят требовательные нотки: я слишком промокла и слишком устала, чтобы обращать внимание на элементарную вежливость. Вынужденная ожидать заказ, пристально осматриваю помещение, не без колкой зависти отмечая, что в пятничный вечер почти все нашли себе компанию для задушевных бесед. Невольно вслушиваясь в чужие разговоры, становлюсь свидетелем сплетен о новых выходках Правительства, измене чей-то жены и крупном пожаре в Низине. Жертвам последнего проникаюсь невольным сочувствием – отголоски событий моего города все же трогают меня за сердечную мышцу, заставляя ее как-то нехорошо екнуть.